К вопросу об этническом измерении Афганистана
Новейшая афганская история вывела «национальный вопрос» из разряда прозаичных в имеющий определяющее значение на политическую и социальную стабильность в этой стране, а дискурс по нему пробрел яркий политический окрас, и теперь тема межэтнических отношений продолжает служить раскачке ситуации вокруг и внутри Афганистана.
На фоне требований международного сообщества обеспечить инклюзивное правительство в информационном поле отмечаются попытки актуализировать идею федерализма, являющейся, в представлении ее немногочисленных сторонников, чуть ли не единственным способом обеспечить долгосрочный мир.
Тема федерализма в Афганистане не новая и давно обсуждаемая, в большей степени связана с событиями новейшей истории, прежде всего, с гражданской войной, начавшейся в 1978 году с момента «апрельской революции».
Имеются ли исторические предпосылки? Авторы этой концепции слишком однобоко опираются на историческую область Хорасан (объединявшей разные части современных Афганистана, Ирана, Туркменистана, Узбекистана и Таджикистана) и более обширную область Ариана (вплоть до современного Пакистана). По нашему мнению, такая парадигма требует более научного подхода и оценки.
В сущности, возникновение современных границ Афганистана, прежде всего на севере с центральноазиатскими республиками и линия Дюранда (граница с Пакистаном), не связано с естественными процессами (расселение народов, этноязыковая идентичность, географические предпосылки, исторические области и прочее). Эти рубежи были сформированы в результате соперничества двух империй – Британской и Российской. При этом первое афганское государство – Дурранийская империя (XVIII–XIX) – распространяло свою власть на более обширные территории.
Это условие можно рассматривать «исторически сложившимся», как и то, что современный Афганистан является продолжателем государства Ахмад-шаха Дуррани. С его времен центральная власть (в Кабуле и Кандагаре) занималась поддержанием своей власти с ориентиром на разнообразный этнический, культурный и религиозный состав, но обязательно с акцентом на пуштунский этноцентризм. При этом сепаратизм никогда не был свойственен народам севера Афганистана.
Пока ни один современный режим в Афганистане не смог далеко продвинуть идею «афганского национализма», отражающую национальное единство народов страны. Популистские (при этом, конечно же, очень важные) лозунги о «единой нации» всегда звучали из столицы, но не отражали реалий. В последней, республиканской конституции (2004 года), говорится (статья 4), что афганская нация состоит из «пуштунов, таджиков, хазарейцев, узбеков, туркменов, белуджей, пашаи, нуристанцев, аймаков, арабов, кыргызов, кызылбашей, гуджарей, брагуи и других племен», а слово «афганец» применимо к каждому гражданину Афганистана.
Многонациональный Афганистан показал устойчивость своих этносов, но пока не может продемонстрировать их синтез в общество с сильной самоидентификацией как афганская нация, а термин «афганец» продолжает служить экзонимом, обобщающим названием жителей Афганистана.
Самый главный вопрос состоит в том, как талибы в новых условиях будут двигаться в этом направлении, сохраняя пуштунский статус-кво и традиции дурранийской государственности.
Даже коммунистам были присущи этнические разногласия – «Народно-демократическая партия Афганистана» (НДПА) изначально разделилась на враждующие фракции: пуштуны объединились во фракцию «Хальк» (в переводе «Народ»), основу другого блока – «Парчам» («Знамя») – составляли преимущественно таджики.
После свержения режима Наджибуллы бывшие союзники начали войну уже между собой. Попытка создать коалиционное правительство (инклюзивное в современном понимании) только привела к невиданному доселе хаосу. Пуштунская «Исламская партия Афганистана» («Хезб-е Ислами», Хекматияр) вела бои с таджикско-узбекским альянсом: «Исламским обществом Афганистана» («Джамиат-е Ислами», Масуд, Исмаил-хан) и «Национальным исламским движением Афганистана» (НИДА, Дустум). Затем Дустум заключил перемирие с Хекматияром и начал войну против Масуда, против которого также выступили хазарейцы. Это лишь основные моменты гражданской войны. В целом же ситуацию того времени можно охарактеризовать как bellum omnium contra omnes (война всех против всех).
Пока моджахеды дрались за власть появился новый игрок – талибы, уже в 1996 году основавшие свой первый исламский эмират. Непуштуны вновь выступили единым фронтом, реанимировав так называемый «Северный Альянс» («Объединенный исламский фронт спасения Афганистана»), где главную роль играл таджик Ахмад шах Масуд.
И только американская «Несокрушимая свобода» позволила бывшим моджахедам вновь вернуться к жизни. Но для самих афганцев война против «студентов» стала лишь этапом гражданского противостояния.
Кабинеты министров в переходный и республиканский периоды выглядели очень даже этнически разнообразными – представительство пуштун было в среднем 50–60%, представители нацменьшинств периодически меняли друг друга на постах вице-президентов, президентами были пуштуны (Карзай, Гани), а парламент был инклюзивным. Вопрос в «центре» вроде как был решен, но в провинциях ситуация не менялась.
При все при этом талибы всегда присутствовали на уровне своего теневого правительства, де-факто контролируя целые регионы.
Один из наших афганских коллег-экспертов (пуштун), давая характеристику коммунистическому и республиканскому периоду в разрезе «национального вопроса» указал, что эта эпоха только усилила межэтнические противоречия, а политический выбор всегда открывал новые сезоны борьбы за доминирование в этнически многообразной стране, постепенно нарушая исторический баланс «пуштуны-непуштуны», что привело к современным реалиям, в которых (житейский пример) пуштуны не знают язык дари, а нацменьшинства не говорят на пушту (не хотят). С его же слов, непуштуны по-настоящему получили власть только с приходом Советского Союза, и в дальнейшем утвердились в качестве политической и военной силы.
В отдельном порядке хотели бы затронуть положение хазарейской общины в новейшей истории Афганистана, внесшей свои коррективы в этнополитическую ситуацию в этой стране и по праву считающейся самым угнетенным афганским этносом. Столетиями хазарейцы, имеющие тюрко-монголо-иранские корни и исповедующие шиизм, подвергались тирании со стороны пуштун и других этнических групп.
Начало относительно самостоятельной политической активности хазарейцев приходится на 90-е года прошлого столетия, после краха коммунистического режима. Помимо доминирования в определенных частях столицы, они полностью стали автономны в Хазараджате и умело лавировали между различных сил.
Однако качественно улучшилось их положение только с приходом западной коалиции. Появилась целая прослойка хазарейских политиков и государственных деятелей. Как никогда хазарейцы стали процветать в бизнесе.
Афганские территории, входящую в историческую область Хазараджат – около 12% территории страны, кроме значительного гидроэнергетического потенциала, богаты полезными ископаемыми: крупнейшее месторождение железа «Хаджигак», залежи вольфрама, олова, цинка, свинца, литиевые соли и др. В провинции Бамиан располагается первый национальный парк Банде Амир с единственным в стране горнолыжным курортом, а также всемирно известные разрушенные «первыми талибами» статуи Будды. Также хазарейские земли славятся своими сельхозугодиями, многим известна бамианский картофель.
Вновь придя к власти в 2021 году, талибы остановили кровопролитную гражданскую войну, начавшуюся в далеком 1978 году, но столкнулись с комплексом проблем, краеугольным камнем которых является «национальный вопрос», тем более значительно актуализирующийся вне Афганистана.
Однако реальность одна – талибы никогда и ни при каких условиях не пойдут по пути автономности регионов – это в корне противоречит идеям «афганского государства», а в памяти афганского народа свежи воспоминания о десятилетиях гражданской войны.
Мы убеждены, что Афганистан в его нынешнем состоянии не готов к федеральному устройству, для этого не нужен глубокий исторический анализ. Народу этой страны гораздо важнее преодоление гуманитарного кризиса, экономическое и социальное восстановление, а не амбиции небольшой группы политиков.
Нашему региону (да и всему миру) нужен прежде всего стабильный во всех смыслах Афганистан, а не его «балканизация».
В свою очередь «де-факто власти» сделали упор на социальную политику – «нужды и чаяния простого народа», пытаются реализовать геоэкономический потенциал страны, достаточно успешно осуществляют региональное торгово-экономическое сотрудничество. Расчет прост – правительство Эмиратов обеспечивает экономическую стабильность и борется с бедностью, что увеличивает доверие всех этнических групп: своего рода «внутренний джихад» — борьба с нищетой, разрухой и социальной несправедливостью, в отличии от прежних факторов консолидации народа перед иностранной угрозой.
Во внутриполитической плоскости стратегия талибов (пуштун) будет основана, главным образом, на консолидации вокруг себя всех этносов, основным инструментом которой является Ислам, подкрепленной мерами ассимиляции и экспансии, чем занимались все правители-пуштуны.