Израиль наносит массированные удары по северу и югу сектора Газа
Тегеран, 24 ноября, ИРНА – Израильская авиация нанесла удары по северо-востоку Рафаха на юге сектора Газа. Сообщение об этом распространил в понедельник телеканал «Аль-Акса».
Тегеран, 24 ноября, ИРНА – Израильская авиация нанесла удары по северо-востоку Рафаха на юге сектора Газа. Сообщение об этом распространил в понедельник телеканал «Аль-Акса».
В Баткенской области Кыргызстана спасены горняки, оказавшиеся заблокированными на глубине 110 метров в результате обрушения на шахте «Адахан» в Сулюкте.
По данным МЧС КР, спасатели горнорудной аварийно-спасательной службы работали на глубине около 110 метров. Сначала спасатели через специальную трубу подали кислород, а затем расчистили завалы и добрались до заблокированных горняков.
Ближе к полуночи всех четверых шахтёров подняли на поверхность живыми, информацию подтвердили в пресс-службе МЧС страны.
по мотивам материала CACI Analyst
Углубление контактов с Афганистаном со стороны ключевых держав – Индии, Китая, России, США и стран Центральной Азии – формирует новую конфигурацию региональной политики. Эта динамика открывает пространство для маневра самому Кабулу, но одновременно выдвигает Центральную Азию в центр более широких геополитических процессов.
Страны ЦА последовательно укрепляют региональную кооперацию, и сегодня им становится очевидно: любое долгосрочное планирование, экономическое или стратегическое, является неполным без участия Афганистана.
Прежде всего это касается трансграничных торговых и транспортных проектов, энергетической и цифровой связности, а также общей архитектуры безопасности.
Поэтому и возникают двусторонние и региональные инициативы по расширению торговли, логистики и технологий, которые предполагают вовлечение Кабула. Понимание взаимозависимости делает Афганистан фактической частью центральноазиатской повестки, независимо от формального статуса его правительства.
В свою очередь крупные державы, от Китая до США, все больше рассматривают Афганистан и Центральную Азию как единое стратегическое поле. Это означает два параллельных процесса.
Во-первых, конкуренция между внешними игроками усиливается, включая:
китайско-индийское соперничество за влияние,
индийско-пакистанскую конфронтацию, проецирующуюся на Афганистан,
возвращение интереса Вашингтона к афганскому направлению,
стремление Москвы сохранить ЦПА в своей орбите.
Во-вторых, страны ЦА получают больше возможностей, поскольку разнообразие внешних партнеров снижает зависимость от одного центра силы и позволяет добиваться более выгодных условий для проектов и инвестиций.
При благоприятном развитии событий такая многовекторность может даже способствовать постепенной стабилизации Афганистана, но это не гарантировано.
Цена вовлеченности: Центральная Азия втягивается в южноазиатские конфликты. Ни один из внешних игроков, даже коллективно, не способен заставить Афганистан полностью отказаться от поддержки радикальных группировок, особенно если они действуют против Пакистана. Это означает, что:
— страны ЦА неизбежно оказываются втянуты в сложные отношения Индии, Пакистана и Афганистана;
— любые проекты, включающие Афганистан, от железных дорог до энергетики, оказываются зависимы от безопасности в Южной Азии;
— ситуация на линии Дюранда будет влиять на ЦА вне зависимости от ее воли.
Таким образом, участие Афганистана в региональных инициативах не только шанс, но и риск.
Геополитическая рамка расширяется: ЦА затягивает в себя процессы за пределами региона. Регионы становятся взаимопроникаемыми. Центральная Азия одновременно включена:
— в последствия войны в Украине,
— в ближневосточные перестройки (включая интерес к соглашениям Авраама),
— в южноазиатские конфликты,
— в глобальное соперничество США и Китая за редкоземельные ресурсы, где Афганистан, как носитель до триллиона $ минеральных запасов, играет особую роль.
Это усиливает стратегическую значимость региона, превращая его из «периферии» в пересечение нескольких крупных геополитических векторов.
Расширение конкуренции вокруг Афганистана означает, что государства ЦА окончательно вышли на уровень самостоятельных региональных акторов. Их решения по безопасности, транспорту, энергетике и взаимодействию с Афганистаном оказывают влияние далеко за пределами региона.
Регион С5 перестает быть объектом внешней политики, он становится ее производителем.
Картинка: CIA, Public domain, via Wikimedia Commons
@openworld_astana
по мотивам статьи New Lines Magazine
В афганско-пакистанских отношениях нарастает новое, пока малозаметное, но важное напряжение. На фоне охлаждения между Исламабадом и талибами, Пакистан, по оценке автора Там Хуссейна (Tam Hussein) в 🇺🇸 New Lines Magazine, начинает присматриваться к фигурирующим в эмиграции лидерам афганской оппозиции, прежде всего к Ясину Зиа («Фронт свободы Афганистан») и Ахмаду Масуду («Фронта национального сопротивления»).
Ключевой поворот, по мнению автора, связан не с ТТП и пограничными инцидентами. Настоящий перелом произошел тогда, когда глава МИД Эмирата Муттаки был сфотографирован рядом с индийским министром Джайшанкаром, назвав Индию «близким другом».
Для Исламабада это нарушает фундаментальный принцип его стратегической доктрины: Афганистан должен оставаться тылом на случай конфликта с Индией.
Теперь же, если Кабул сближается с Дели, Пакистан рискует потерять «стратегическую глубину» впервые за десятилетия, что побуждает его искать альтернативные рычаги влияния на своего бывшего протеже.
Как считает эксперт, у Пакистана стало мало привычных каналов влияния. «Сеть Хаккани», являвшаяся традиционным «мостом» между Пакистаном и Эмиратом, больше не гарантирует лояльности. Талибы все активнее демонстрируют самостоятельный внешнеполитический курс, включая диалог с Ираном и Индией. При этом нейтралитет талибов в кратком индийско-пакистанском конфликте стал «красной линией» для Исламабада.
Параллельно растет угроза ТТП, которые чувствуют себя уверенно под крылом талибов и ведут активность у границ Пешавара.
В этой связи Исламабад начал тестировать почву среди оппозиции. Эта логика усиливает позиции антиталибской оппозиции. Оба движения пока разрознены, но если государственный ресурс Пакистана будет направлен на их усиление, «баланс в Афганистане может измениться очень быстро».
История повторяется, но гарантии нет. Автор напоминает исторический цикл: каждый афганский режим, даже поддержанный извне, рано или поздно выстраивал собственную повестку. Здесь возникает главный вопрос: даже если Пакистан добьется смены власти в Кабуле, сможет ли он удержать новое афганское руководство в сфере своего влияния?
Сомнений много. В их числе обиды талибов за операции в Вазиристане, передача боевиков американцам, а это фактор долговременного недоверия, когда нарушается один из главных принципов «Пуштунвали» — гостеприимство. Принципиальным будет оставаться вопрос «линии Дюранда».
В будущем новое правительство, если оно появится, может также дистанцироваться от Исламабада.
Пакистан и Афганистан снова подбираются к старому циклу прокси-конфликтов. Талибы уверены в собственной самостоятельности и не готовы возвращаться в зависимость. Пакистан впервые за долгое время чувствует себя уязвимым.
Даже если Пакистан приведет к власти союзника, нет гарантий, что он не начнет проводить собственную политику, как делали все предыдущие афганские режимы. В таком случае регион рискует снова оказаться в ловушке привычного цикла: смена покровителя, разрыв ожиданий, рост недоверия и новая волна насилия, которая неизменно обрушивается на самих афганцев.
Картинка: Weaveravel, CC BY-SA 4.0, via Wikimedia Commons
@openworld_astana
Лидер Народной партии Белуджистана и бывший главный министр провинции Сардар Ахтар Менгал критично оценил состояние безопасности в регионе. С его слов власть государства сегодня «ограничена только Заргун-роуд в Кветте» (правительственный квартал в городе).
Как заявляется, вооруженные группы беспрепятственно занимают госучреждения, полицейские участки, захватывают оружие и свободно передвигаются вблизи форпостов без реакции силовиков. Все это происходит на фоне официальных утверждений о «полной стабильности».
Менгал подчеркнул, что после ухода вооруженных групп правительственные силы начинают операции против местных жителей, ограничивают передвижение, перекрывают поставки продовольствия. Фактически люди «заперты в собственных городах».
Политический фон также становится острее. Менгал отверг версию о возможной причастности ИГ к нападениям на него, отметив, что за этими атаками стоит пакистанская спецслужба ISI с целью подавления политической активности. Он также заявил, что нынешняя элита, включая главного министра Сарфраза Бугти, выигрывает от такой ситуации: «При нормальных обстоятельствах они бы не выиграли даже в совете союза» (муниципальный совет).
Подобные оценки звучат не только от оппозиции.
Асадулла Белудж (лидер партии «Awami») назвал заявления о стабилизации бессодержательными: «нет безопасности, нет порядка, нет власти». Мир Юнус Азиз Зехри (оппозиционные круги) говорил о расширении присутствия вооруженных групп на дорогах. Зафарулла Зехри (депутат) подчеркивал, что «трассы в ряде районов полностью под контролем боевиков». Камран Муртаза (сенатор) заявил, что власть государства в Кветте «сузилась до пяти километров». Бывший главный министр Джан Мухаммад Джамали открыто признал: безопасно проехать через Болан или Нушки он больше не может.
Источник: Balochistan Post
Южнокорейская Saman Engineering представила проекты трех маршрутов для строительства скоростной железной дороги между столицей и третьим по величине городом Узбекистана — Самаркандом, передает Spot.
Первый вариант является наиболее протяженным — 302 километра. При этом ж/д планируют проложить через города Гулистан и Джизак.
Проект предусматривает строительство 105 мостов и двух тоннелей общей протяженностью 9,6 километра.
Средняя скорость поездов составит 166,9 километра в час.
Второй вариант — 291,7 километра.
Планируется построить 82 моста и один тоннель протяженностью 16 километров.
Средняя скорость поездов — 179,4 километра в час.
Третий вариант — 282 километра.
Предполагает строительство 74 мостов и трех тоннелей общей протяженностью 8,9 километра.
Средняя скорость поездов — 185,7 километра в час.
Глава Ирано-Иракской совместной торговой палаты Яхья Але Эшаг заявил, что Иран контролирует около 20% потребительского рынка Ирака. Официальный товарооборот между странами в прошлом году достиг $12 млрд, а с учетом неформальных потоков — почти $15 млрд. Долгосрочной целью является увеличение объема до $20 млрд.
Несмотря на это, иранские эксперты предупреждают о риске потери доли рынка. Торговле мешают бюрократические барьеры, таможенные правила, транзитные задержки и слабая коммерческая стратегия.
Иран является ключевым поставщиком широкого спектра товаров: от молочной продукции ($1 млрд в 2024 г.) и строительных материалов до железо-сталелитейной продукции ($1,4 млрд). Ирак остается крупнейшим рынком сбыта для многих иранских товаров, но для удержания позиций Тегерану необходимо модернизировать свои торговые системы.
@sharq_analytics
На прошедшей в Бейруте конференции Beirut One местные и иностранные инвесторы выразили серьезную заинтересованность в портфеле инфраструктурных проектов Ливана общей стоимостью почти $7 млрд.
Проекты охватывают ключевые секторы экономики: водоснабжение, энергетику, порты, аэропорты, телекоммуникации и туризм. По словам министра экономики Амера Бисата, интерес проявили как местные эксперты, так и арабские фонды, а также ливанцы, проживающие за рубежом.
Министр подчеркнул, что это лишь начало длительного процесса. Дальнейшие шаги включают проведение дью-дилидженса, подписание меморандумов о взаимопонимании и организацию тендеров. Мероприятие собрало сотни участников, включая 150 представителей диаспоры и международных компаний.
@sharq_analytics
Саммит C5+1 в Вашингтоне стал для Центральной Азии, пожалуй, самым высоким уровнем контакта с США за последнее десятилетие. Инвестиции, критические минералы, «Deal Zone», заявления о стратегическом сближении. Все это подчеркивает новую фазу американского интереса к региону.
Однако за блестящей витриной экономической диверсификации виден другой, не менее важный пласт реальности: геополитические связи Центральной Азии с соседними державами никуда не исчезают. Более того, они продолжают определять контуры региональной внешней политики. Здесь показательным стал визит президента Казахстана Касым-Жомарта Токаева в Москву сразу после саммита.
Вашингтон делает ставку на ресурсы, критические минералы и технологические цепочки. Для США это выход на долгосрочное экономическое присутствие в Центральной Азии в секторах, где прежде доминировали Китай и Россия. Для стран региона это шанс разорвать старую зависимость от экспорта энергоносителей и труда.
Но многовекторность это не движение «от кого-то», а расширение пространства возможностей. И государства региона действуют ровно в этой логике.
🇷🇺 остается ближайшим политическим контуром
Прямо на фоне американского усиления Токаев отправляется в Россию и подписывает новое стратегическое соглашение. Визит стал четким сигналом: Казахстан укрепляет связи с США, но стратегическая глубина отношений с Россией сохраняется.
Этот баланс отражает суть регионального подхода: Центральная Азия диверсифицирует экономику через Запад, но опирается на соседей для безопасности, логистики и политической устойчивости.
Присоединение Азербайджана к консультативному формату ЦА еще один маркер: регион расширяет свои горизонты не только через великие державы, но и через собственную региональную архитектуру.
Саммит C5+ 🇺🇸 стал поворотом в экономической диверсификации. Но геополитические якоря, Россия и Китай, остаются критически важными. ЦА сегодня формирует модель, где экономический рост приходит с Запада, а политико-стратегическая устойчивость через связи с соседями.
по мотивам Jamestown Foundation
@openworld_astana
В Исламабаде проходит, возможно, самая глубокая армейская реформа за последние десятилетия. На первый план выходит 27-я поправка к Конституции, меняющая структуру высшего военного командования.
Главная новация – преобразование начальника штаба армии в главу объединенных вооруженных сил (chief of defense forces, CDF). Фактически это возврат к модели, где единый центр принимает решения по всем видам войск, включая ядерный контур. Должность председателя Объединенного комитета начальников штабов упраздняется.
Такое решение появляется не на пустом месте. Мини-война с Индией в мае 2025 года, череда ударов по территории Афганистана, рост угрозы со стороны ТТП и затяжной кризис в Белуджистане. Все это и заставило Исламабад ускорить интеграцию стратегического планирования.
Новый CDF получает прямой контроль над конвенциональными силами, ракетными войсками и обновленной структурой ядерного менеджмента – Национальным стратегическим командованием (National Strategic Command, NSC).
При этом реформа нацелена не только на Индию. Исламабад явно подготавливает модель сил, которая способна быстрее реагировать на угрозы вдоль всей дуги нестабильности, от афганского направления до ближневосточных обязательств.
Для внешних игроков это означает новое качество диалога с пакистанским военным истеблишментом. При CDF исчезают прежние «узкие места», когда военная бюрократия действовала несогласованно, а разные программы конкурировали за ресурсы. CDF становится единственным центром, способным давать гарантии Пекину, Вашингтону или государствам Персидского залива, а также быстро маневрировать ресурсами в зависимости от кризиса.
По мотивам South Asian Voices
@openworld_astana
Посол США на оккупированных палестинских территориях Майк Хакби (Mike Huckabee) беспрецедентно назвал «терроризмом» насилие, совершаемое незаконными израильскими поселенцами против палестинцев на Западном берегу.
Хакби утверждал, что израильские власти стремятся привлечь к суду виновных в этих нападениях. Он добавил: «Любой, кто совершит террористический акт, даже если он израильтянин, столкнется с полным применением закона».
Это заявление является редким случаем, когда высокопоставленный американский дипломат использует термин «терроризм» для описания действий израильских поселенцев, подчеркивая растущую обеспокоенность международного сообщества по поводу насилия на Западном берегу.
Тегеран, 21 ноября, ИРНА
Официальный представитель Министерства иностранных дел Ирана Эсмаил Багаи осудил недавнее «незаконное проникновение» премьер-министра Израиля и ряда других руководителей оккупационного режима на территорию Сирии. Он предупредил о последствиях продолжения агрессии и экспансионизма сионистского режима для мира и безопасности в регионе.
Багаи назвал этот «преступный проход», который последовал за неоднократными воздушными и наземными нападениями на Сирию и оккупацией значительной части юга этой страны, «провокационным шагом», направленным на закрепление и расширение масштабов оккупации на юге Сирии.
Представитель МИД Ирана подчеркнул ответственность международного сообщества и Совета Безопасности ООН за то, чтобы заставить оккупационный режим вывести войска со всех оккупированных территорий в районе Голанских высот и южной Сирии.
Тегеран, 21 ноября, ИРНА
