Афганистан и философия войны

Около года назад президент США Дональд Трамп заявил, что ввод советских войск в Афганистан был правильным решением СССР и что таким образом СССР боролся с проникновением террористов на свою территорию. Оставив на совести действующего американского президента известные попытки ЦРУ США перенести военные действия с афганской территории в советские среднеазиатские республики в соответствии с директивой Рональда Рейгана «NSDD-166», можно было бы перефразировать известную пословицу и констатировать: что для Трампа хорошо, то для нас… не очень. Но вопрос об оценке военного участия СССР в гражданской войне в Афганистане, отягощенной участием не только США, но и еще десятков стран, в реальности, конечно, значительно сложнее.

Среди ряда специалистов существует спорное мнение, что история любой войны может быть написана не раньше, чем умрет ее последний солдат. Это подразумевает, помимо иного, влияние эмоциональных оценок участников событий на формирование неких объективных оценок. С этим трудно согласиться: оценка любого значительного события или явления в истории – давней и недавней – является частью общего идеологического дискурса в любой стране: в конце концов, для государства не может быть безразличным то, в каких оценках будет трактоваться история в учебниках и как будут относиться к собственной истории новые поколения граждан. При этом историческая объективность и беспристрастность всегда будут предпочтительнее краткосрочной конъюнктурной ангажированности, направленной как минимум на серьезные деформации в мировоззрении новых поколений и рискующей быть подвергнутой аргументированной переоценке идеологических и соответственно политических оппонентов.

История не существует сама по себе и только лишь в идеологической сфере, она имеет свойство часто и всерьез перекликаться с настоящим и будущим, оказывая порой на них весьма существенное вполне практическое воздействие. Значимость исторических оценок отчетливо проявляется в современных информационных войнах – не случайны, например, сегодняшние попытки пересмотра роли СССР во второй мировой войне. Противостоять западным интерпретациям той войны относительно проще, сложнее с участием СССР в военных действиях в Афганистане, который, в отличие от нацистской Германии, никаких агрессивных действий в направлении советской территории не совершал. Для любой аудитории факт нападения «первым» или войны на чужой территории является наиболее убедительным, особенно для аудитории современных СМИ, не отягощающих читателя необходимостью глубокого погружения в тему.

Более глубокое погружение в тему подразумевает как минимум необходимость отделить логику от чувств, рациональное от эмоционального. Выдающийся российский и советский военный востоковед Андрей Снесарев в своей работе «Философия войны» еще в первой четверти прошлого века писал: «…существует «закон непрерывности войн», и если подсчитать время всех войн от 1500 года до нашей эры до 1900 года, то получится потрясающее соотношение: на 3400 лет исторической жизни человечество имело 6000 лет войны, значит, на 1 год общей жизни приходилось 1,7 года войны». История – она же политика – по определению цинична и пока не знала других генераторов своего продолжения, кроме конкуренции во всех ее проявлениях и на всех возможных уровнях. Войны – важнейший из инструментов политики, начиная с первой задокументированой в мировой истории войны 2700 года до нашей эры, когда шумерские войска вторглись на территорию государства Элам. В условиях биполярного мира и сопутствовавшего ему сконцентрированного конкурентного противостояния США и СССР при понимании сторонами катастрофичности прямого столкновения практически все войны велись на территориях третьих стран: их перечисление вряд ли имеет смысл. Рациональная оценка военного участия СССР в войне 1980-х годов в Афганистане требует рассмотрения этого участия именно в таком контексте, тем более что участие США в той войне отличается от советского лишь по признакам формы, но никак не по содержанию.

Внешнее вмешательство в дела Афганистана со стороны геополитических противников СССР началось задолго до ввода ограниченного контингента советских войск (ОКСВ). В 1973 году в Пакистане под городом Аттока в Пенджабе под патронажем пакистанской межведомственной разведки ISI и при прямом участии Службы общей разведки Саудовской Аравии (Аль-Мухабарат Аль-амма) началось создание лагерей по подготовке афганской вооруженной оппозиции на радикально религиозной идеологической платформе. Речь шла о свержении президента Мохаммада Дауда, пытавшегося проводить политику, позже получившую имя «многовекторной», а внутри страны балансировавшего между разнонаправленными оппозиционными силами. Разгромленное восстание моджахедов в 1975 году еще больше радикализовало эту поддерживаемую извне часть оппозиции и, одновременно, подвигло Дауда на репрессии в отношении левой оппозиции в лице Народно-демократической партии Афганистана (НДПА), условно находившейся на марксистско-ленинской платформе. Именно эти репрессии к 1978 году спровоцировали событие, получившее название Саурской (апрельской) революции, рассматривать которую вряд ли стоит через стереотипы о «советском влиянии»: это уже были далеко не времена Коминтерна. Для руководства СССР, как и для руководства США, Апрельская революция не была спроектированным событием, и важнейшую роль в ней играл субъективный фактор, и этот же фактор привел к кризису в 1979 году. Когда актуализировался вопрос о возможном приходе к власти радикальной религиозной оппозиции, поддерживаемой США, Китаем, арабскими и западными странами, СССР уже не мог ограничиваться прежними формами и масштабами помощи кабульскому правительству. К осени 1979 года отряды моджахедов действовали уже в 12 из 27 провинций Афганистана, стабильность всего региона оказывалась в прямой зависимости от развития афганских событий и перед советским руководством стояла сложная задача определения новых приоритетов в резко изменившейся геополитической обстановке. Усугубляла эту обстановку и непредсказуемость в Иране, где только что победила Исламская революция.

Широко известно: история не терпит сослагательности, случилось то, что случилось, и рассуждать спустя 40 лет о различных вариантах решения было бы с рациональной точки зрения скорее бессмысленно. Политика не только цинична, она еще и эгоистична: СССР защищал свои госинтересы так, как они понимались руководством страны. Но при этом действия советской стороны совпадали с интересами огромной части населения Афганистана. Будучи эгоистичной, политика – если это эффективная политика – еще и должна быть прагматична. В категориях realpolitik наивно рассуждать о недопустимости вмешательств во внутренние дела государств: история знает слишком мало примеров эффективности международного права, которое и существует по историческим меркам сравнительно недавно. Рациональный подход к такому явлению, как война, должен, вероятно, исключать какое-либо морализаторство, признавая при этом: любая война есть зло. Но политика – искусство возможного, и война – всего лишь одно из средств политики.

В руководстве СССР достаточно быстро осознали неэффективность военного решения афганской проблемы: уже в конце 1982 года Юрий Андропов во время похорон Леонида Брежнева обсуждал политико-дипломатические варианты вывода ОКСВ из Афганистана с президентом Пакистана Зия уль-Хаком. Однако стремление американской администрации извлечь максимум политических выгод из афганского конфликта и втянуть СССР в военный конфликт в максимальной степени затруднило весь последующий невоенный процесс, а самоустранение из афганской политики позднего СССР и затем России поэтапно привело к нынешнему состоянию Афганистана. Историческая оценка должна не забывать и такой, к примеру, широко неизвестный факт: Китай не только поддерживал афганских моджахедов караванами с оружием: в отчетном докладе на 5-м всекитайском съезде мусульман говорилось: «Наши мусульмане вместе со всем народом страны… не жалели сил и средств для оказания помощи афганским мусульманам…» Фактически Афганистан стал местом тотальной войны против СССР, спровоцированной задолго до прямого советского участия в афганских делах.

История любых конфликтов, в том числе и военных, почти никогда не бывает прямолинейной: акценты на военное содержание рассматриваемых событий оставляют в тени колоссальную позитивную роль СССР этого периода для самого Афганистана. Простейший компаративный анализ будет свидетельствовать: советское присутствие в Афганистане принципиально отличалось от американского после 2001 года самой своей философией. США сегодня не могут продемонстрировать тех масштабов помощи развитию Афганистана, которые осуществлялись СССР: годы нашего военного присутствия сопровождались грандиозным производственным и социальным строительством. Существует список 120 с лишним объектов, по которым правительство Хамида Карзая обращалось к Москве с предложением заняться их восстановлением и модернизацией.

Социалистическое переустройство общества в целом оказалось неуспешным, но и 18 лет внедрения в афганское общество западных либерально-демократических моделей оказываются столь же неуспешными, на сегодняшний день – тупиковыми и во многом катастрофичными. Проблема в чужеродности как одного, так и другого для страны с очень сложной и специфической социально-политической и этнополитической структурой, требующей поиска своей собственной модели развития.

Оценка любого исторического события должна исключать черно-белые измерения, специфичность Афганистана необходимость именно такого подхода только подчеркивает. Такая оценка не может быть дана «единомоментно» в коротких формулировках одного документа, как это пытались сделать в феврале нынешнего года депутаты Госдумы (см. «НГ» от 13.02.19). К тому же в условиях информационного общества, нельзя, чтобы такая оценка жила изолированно в отдельно взятой России. Если в правовом поле Россия как международный правопреемник СССР должна принимать на себя и позитивные, и негативные последствия общей страны, то в моральном и идеологическом плане было бы верным привлечь к общей позиции по оценке общего участия в афганской войне и хотя бы те из стран бывшего СССР, где есть с кем этот вопрос обсуждать. Характерно, что в большинстве стран за пределами бывшего Союза содержащаяся в постановлении Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 года уничижительная оценка, принятая при тотальном отрицании всего положительного из советского времени, сейчас проецируется исключительно на Россию. Словно участие в событиях в Афганистане не принимали тысячи нынешних граждан Белоруссии, Казахстана или Узбекистана…Рациональная же историческая переоценка участия ОКСВ в войне в Афганистане в 1979–1989 годах, конечно, не исключает необходимости и моральной переоценки. Которая первую очередь должна заключаться в приведении в достойное состояние всего необходимого пакета поддержки солдат той войны. Пока они еще живы.

Источник: ng.ru