Кадровые перестановки в Таджикистане: ротации в силовом блоке, правительстве и аппарате президента

В Таджикистане продолжается масштабная ротационная кампания. В августе президент провел кадровые перестановки в руководстве Министерства обороны, своем Исполнительном аппарате и правительстве.

Ротации в руководстве Вооруженных сил

В августе президент Таджикистана провел ротацию в руководстве Министерства обороны и Министерства внутренних дел. Джамшед Сафарзода был назначен на должность командующего Сухопутными войсками вместо Рахмонали Сафарализоды.

В течение года это уже третий по счету командующий Сухопутными войсками — практически основным видом войск Вооруженных сил республики, так как Рахмонали Сафарализода был назначен на эту должность в феврале этого года.

Саидасрор Абдуллозода стал новым заместителем министра обороны по боевой подготовке. Ранее эту должность занимал Джамшед Сафарзода.

Перестановки в аппарате президента и правительстве

Эмомали Рахмон также провел кадровые ротации в составе Исполнительного аппарата президента. Гулджахон Абдуфатохзода освобождена от должности начальника управления социального развития Исполнительного аппарата президента Республики Таджикистан в связи с уходом на пенсию. Новым руководителем управления социального развития стала Зульфия Давлатзода, бывший министр культуры.

Махмуд Амирзода получил повышение. Ранее он занимал должность заместителя начальника управления развития инфраструктуры Исполнительного аппарата, теперь он возглавляет данное управление. В связи с уходом на пенсию Одинашох Вализода был освобожден от должности руководителя отдела религии, регулирования традиций и праздников. Новым заведующим отделом стал Сайазам Кодирзода.

Перестановки также затронули состав правительства. Нурали Асозлда, бывший руководитель Академии сельскохозяйственных наук Таджикистана, назначен на должность первого заместителя министра сельского хозяйства.

Кадровые перестановки в Таджикистане прокомментировал старший научный сотрудник Института востоковедения РАН и заведующий отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ Андрей Грозин.

— В августе прошла ротация в руководстве Вооруженных сил, где особенно интересны два момента. Во-первых, сменили командующего Сухопутными войсками, хотя предыдущий был назначен в феврале этого же года. Во-вторых, на довольно высокие воинские должности уже не первый месяц продвигают относительно молодых. Может ли это быть как-то связано с задержанием нескольких бывших силовиков и полевых командиров в рамках дела о заговоре против власти?

— Это люди, давным-давно имевшие отношение к силовым структурам, еще в период Народного фронта. Официальных заявлений, которые позволяли бы сделать вывод о каком-либо участии действующих руководителей силовых структур в этом предполагаемом заговоре, не прозвучало. То, что идут ротации, наверное, говорит том, что есть определенный элемент неуверенности в лояльности силовых структур. Иначе объяснить настолько масштабные перестановки сложно.

Очевидно, подобные масштабные перестановки, которые мы наблюдаем уже второй месяц, указывают на то, что в высших эшелонах власти ситуация далека от стабильной.

С чем это связано? Тут разные спекуляции можно использовать. Опять же, у всех комментаторов — это транзит власти. Но мы уже сколько ждем транзита? Пять лет? С другой стороны, это может быть и не связано со всеми ожидаемым несколько лет транзитом. Возможно, действительно идет подчистка тех, в лояльности которых есть сомнения.

В силовых структурах ЦА это вообще стандартная ситуация. Сейчас по большому счету во всех армиях пяти республик ЦА, по сути, нет ни одного человека, которого можно назвать харизматичным и самостоятельным лидером. Это все люди, которых постоянно перемещают от одной должности к другой. Они лояльны президентским администрациям и не играют в какие-то собственные игры. Отношение к силовым кадрам в ЦА сложилось еще в первой половине 1990-х, и оно было достаточно жестким, производным от советского подхода, когда самостоятельные, крупные, способные играть в собственные игры политики генеральских мундиров не носили. Это началось еще при Г. К. Жукове. После этого самостоятельных лидеров с погонами на мундирах просто не было ни в советское, ни в постсоветское время.

То есть политические системы ЦА не придумали ничего нового. Опираясь на практику стран третьего мира, где именно военные часто играли и до сих пор играют главную роль в переворотах, с того времени существует твердое убеждение в том, что ни военные, ни спецслужбы не должны играть самостоятельную роль.

Но в Таджикистане мы видим несколько иную ситуацию. Очень многие говорят о том, что ГКНБ и его руководитель слишком много политического веса на себя стянули в последние годы. Если сравнивать с его коллегами из соседних государств, ничего подобного нет. Исключением является Киргизия, где ГКНБ руководит Ташиев. Что-то подобное было в Казахстане при Масимове, но как это завершилось, мы знаем.

Господин Ятимов, конечно, особенный генерал. Он в силу особых обстоятельств выстраивания высшего политического класса Таджикистана занимает особое место. Но он выбивается из этой общей тенденции, о которой говорил выше. То есть по вот этой базовой модели силовики не должны иметь серьезного права голоса. А в Таджикистане они его имеют, и многие вещи, в том числе в кадровой политике, включая перестановки в армейском руководстве, некоторые наблюдатели объясняют именно чрезмерно высоким политическим весом руководства спецслужб. Так это или нет, трудно сказать, потому что всё-таки спецслужбы — это аппарат, который находится за очень высокой оградой от какого-то общественного контроля.

— В последние месяцы по делу о заговоре практически основным спикером выступает Генпрокуратура, в то время как мы практически не слышим голоса ГКНБ, хотя казалось, данное направление — это его «вотчина». От наблюдателей можно услышать разные версии, и конечно, не обходится без конспирологии. По одной версии, генпрокурор усиливает свои позиции, пользуясь родством с президентом, по другой — в ГКНБ начали видеть угрозу, и его таким образом отодвигают. Как бы Вы оценили эту ситуацию?

— Генпрокуратура всегда занимала особую роль среди силовых структур Таджикистана и других стран региона.

Это структура, которая не располагает своими силовыми ресурсами, но в силу политических особенностей именно Генпрокуратура чаще всего одерживала верх в аппаратной борьбе, когда дело доходило до необходимости принятия конкретных процессуальных решений. Генпрокуратура, если она пользуется поддержкой высшего руководства страны, может в свою или государственную пользу решить любой вопрос, по любому кадру, откуда бы он ни был и какой мундир с какими бы звездами он ни носил.

Ситуация в Узбекистане после 2016 года наглядно это показывает. В проблемах, которые были у новой власти в Ташкенте со Службой национальной безопасности, именно Генпрокуратура сыграла решающую роль, чтобы эти проблемы закончились.

В Таджикистане примерно та же ситуация. Конечно, феномен родства играет определенную роль, но я бы не стал ее преувеличивать. Отношения межрядовой или внутрирядовой конкурентной борьбы играют более значимую роль.

То, что Генпрокуратура является основным рупором, озвучивающим государственную версию по поводу объявленного заговора, наверное, оправдано во многом. Потому что всё-таки ГКНБ — это не структура, которая должна озвучивать такие вещи. Во всяком случае, это не принято, в соседних государствах тоже. Соответствующие пресс-службы есть у Генпрокуратуры как у обвиняющей стороны, которая формулирует основной контент по поводу того или иного дела. Она дело возбуждает, она его комментирует и называет список тем, которые можно озвучить в общественном пространстве.

Я бы здесь не искал какой-то глубокой подоплеки. Здесь налицо прямое уполномочивание Генпрокуратуры как института, оформляющего основную тему.

Другое дело, что излишняя активность Генпрокуратуры обычно говорит о том, что есть некая напряженность в межведомственных отношениях. Может быть, даже ее и нет, но общественное мнение и экспертное сообщество обычно трактуют постоянные выходы на брифинги как элемент межкорпоративного противостояния. Так ли это на самом деле? Сложно сказать. Потому что отношения между силовыми структурами всегда меньше всего подвержены возможности объективного комментирования. Они всегда закрыты барьерами, в случае чего говорят о национальной безопасности и все вопросы снимают.

Источник: ia-centr.ru