Иран без хиджаба

Как изменилась исламская республика после многомесячных антиправительственных акций

За три месяца антиправительственных протестов, которые жестоко подавлялись силовиками, иранской молодежи удалось добиться некоторых фактических послаблений со стороны властей.

Обязательное ношение хиджаба для девушек и женщин, которое стало причиной начала протестов, де-факто больше не действует в исламской республике.

В крупных городах Ирана стало нормальным явлением, что девушки не прячут волосы под платками в общественных местах. На улицах стало гораздо меньше представителей так называемой «полиции нравов», которая ранее следила как раз тем, помимо прочего, чтобы женщины соблюдали хиджаб.

В целом Иран значительно изменился за три месяца протестов, но говорить о серьезных системных изменениях в стране пока рано.

«В Тегеране стало меньше мейкапа»

Напомню, массовые антиправительственные протесты в Иране начались в середине сентября ушедшего года. Они были спровоцированы гибелью 22-летней Махсы Амини после задержания за якобы неправильное ношение хиджаба сотрудниками полиции нравов.

Амини, жительница западной иранской провинции Курдистан, впала в кому через несколько часов после того, как 13 сентября в Тегеране была задержана. Свидетели обвинили полицейских в избиении девушки. Причем, сами иранцы, поддерживающие протесты, рассказывали мне, что нарушение со стороны 22-летней девушки не было каким-то вопиющим, чтобы жестоко ее избивать — многие молодые иранки в том же Тегеране носили до протестов хиджабы, а точнее разного рода цветные платки (на фарси их называют «шаль»), совсем на затылках, почти наполовину открывая волосы.

По словам свидетелей инцидента, хиджаб Амини лишь ненамного был сдвинут, открывая волосы.

Полиция заявила, что смерть девушки была случайностью. Протесты первоначально вспыхнули в Сакезе, родном городе Амини, после ее похорон 17 сентября. Позже они распространились на все крупные города исламской республики. Приблизительно через месяц они приобрели характер практически ежедневных жестоких столкновений между протестующими, среди которых было заметное число молодых девушек, и представителями различных силовых структур исламской республики.

За три месяца протестов, по данным правозащитников, погибли свыше 400 протестующих. В середине ноября 2021-го протесты активизировались. Власти даже были вынуждены ввести регулярную армию и части Корпуса стражей Исламской революции (КСИР) в города, где происходили особенно ожесточенные столкновения. К началу декабря антиправительственные акции почти повсеместно затихли. Тому способствовал ряд факторов.

Отчасти протестующим удалось добиться своих целей — в городах и даже кое-где в сельской местности, где нравы более консервативные, девушки стали совершенно свободно ходить без хиджабов и платков, и сегодня их за это не останавливают сотрудники правоохранительных органов.

Кратно уменьшились патрули полиции нравов. Теперь, например, в Тегеране совершенно нормально, если девушка с непокрытой головой за руку с молодым человеком проходит мимо полицейских или бойцов КСИР, которых время от времени отправляют дежурить на перекрестках в центре столицы, и ее не только не задержат, но даже не позволят в ее адрес каких-либо упреков.

Моя тегеранская приятельница даже отметила такой факт: девушки в иранской столице стали меньше краситься.

«Раньше, до нынешних протестов, когда постоянно приходилось скрывать волосы под хиджабом, требовалось краситься, чтобы выглядеть красиво. Но теперь волосы открыты, а это значительная доля женской красоты, поэтому в Тегеране у девушек стало меньше мейкапа»,

— сказала моя приятельница.

Отмечу, что поездив по другим городам Ирана, я заметил, что и там девушки стали значительно меньше пользоваться макияжем по сравнению с тем, что я видел в своей последний визит в исламскую республику — 6 лет назад. При этом сохраняется значительное количество девушек и женщин, которые добровольно продолжают носить хиджаб.

С другой стороны — возвращаясь к теме спада протестов — ввод частей КСИР в особо буйные города тоже произвел свой эффект. Власти стали вести себя жестче в отношении тех, кто идет на прямое столкновение с полицией во время протестов. Это тоже послужило тому, что протестная активность постепенно стала затухать.

К настоящему времени установился некий баланс. Полиция не трогает девушек без хиджабов, нет особого рвения полиции в том, чтобы принуждать девушек к соблюдению «норм морали», как их понимают власти, а молодежь, основной протестный актив, пока не выходит на массовые акции. Однако концептуальные проблемы между иранскими властями и населением страны по-прежнему не разрешены.

«Все дорожает, все хотят уехать»

В настоящее время в Иране в обменниках (причем, они формально незаконные — но действуют в открытую, в Тегеране, например, неподалеку от российского посольства, напротив посольства Великобритании) за $1 дают 430 тысяч местных риалов. В середине декабря за $1 давали 360 тысяч риалов.

Для понимания покупательной способности риала приведу следующие данные. Проезд в метро или на автобусе в Тегеране стоит 20 тысяч риалов. Поллитра свежевыжатого гранатового сока на базаре стоят 300 тысяч риалов. Пара теплых шерстяных носков на базаре стоят 500 тысяч риалов (и то — если не торговаться, поторговавшись, можно купить дешевле). На 1 миллион риалов можно поужинать в обычном, без особых претензий ресторане. Добавлю, что в июле прошлого года за $1 в обменниках давали 200 тысяч риалов.

Это только один из показателей того, что экономика в Иране стабильно деградирует.

Она стала еще быстрее деградировать на фоне протестов, так как власти фактически отключили страну от внешнего интернета: без проблем пзагружаются только сайты с доменом .ir, для всех остальных ресурсов (даже для российских, хотя российская пропаганда как никто другой дружественна правящему режиму исламской республики) иранцы пользуются VPN.

В среднем у столичных жителей (в Тегеране и ряде других крупных городов, где происходили наиболее многочисленные протесты, власти особенно усердствуют в блокировке интернета) на смартфонах установлено по 10-15 различных VPN. Им каждый раз приходится переключаться на другой, если работающий VPN не помогает. Бывает, что интернет на несколько часов совсем пропадает — тут уже не поможет никто.

Для частного иранского бизнеса в условиях многочисленных западных санкций (кстати, много раз уже говорил об этом, но повторюсь снова — западные санкции играют лишь на укрепление действующего политического режима в Иране, но никак не способствуют переменам в этой стране) именно интернет был возможностью выхода на внешние рынки.

Кроме того, через различные сети развивался различный креативный местный бизнес. Так, я пообщался с 29-летним тегеранским предпринимателем по имени Фарзин, который занимается производством и продажей традиционной иранской летней обуви «гивэ» (gyveh).

Основным способом продажи и продвижения его товара на рынке была его страница в социальной сети Instagram, которую иранские власти, как и их российские коллеги, решили внести в перечень запрещенных и стали блокировать. В итоге бизнес у Фарзина порядком скукожился. Как развивать свой бизнес иначе, он пока не понимает. И это лишь один из примеров. Подобных историй по Ирану я услышал достаточно.

Спад экономики и отсутствие кардинальных перемен в стране вынуждают иранскую молодежь уезжать из страны. Кстати, это одна из причин, почему большое количество иранской протестной молодежи с неприязнью относятся к странам Запада. Они считают, что Запад должен не создавать им условия для переезда из Ирана, но должен помочь избавиться от нынешнего политического режима.

Надо отдать должное иранской молодежи. Большинство из тех, с кем я общался — в том числе, в свои предыдущие визиты — дорожат своей родиной и не хотят менять ее на какие-либо другие страны. В иранской молодежи развит патриотизм в хорошем смысле этого слова, а не в том смысле, в каком пытаются представить патриотизм разные убогие диктатуры.

Путин = Хаменеи

За несколько дней до отъезда из Ирана я рассказал своему собеседнику в Тегеране об очередных задержаниях и обысках у оппозиционных политиков в Москве. Мой местный собеседник внимательно выслушал рассказ о том, в чем власти обвинили оппозиционеров, как происходили обыски и задержания, затем констатировал: «Ты можешь рассказывать российские новости, заменив Москва на Тегеран, а Россию на Иран, и и получишь точь-в-точь такие же новости политических репрессий в нашей стране».

Всякий раз, когда с местными доводилось обсуждать политику (а ее сейчас в Иране не обсуждает только ленивый), то я и мои местные собеседники приходили к выводу, что проблемы России и Ирана абсолютно идентичны. С той лишь разницей, что политическая культура у иранцев больше развита, чем у российских граждан. И иранцы, особенно поколение 25-35 лет, очень устали от нынешнего политического режима старцев. Средний возраст так называемой элиты в Иране сопоставим со средним возрастом правящего класса в России — порядка 65 лет.

Но есть и обратная сторона. Мне довелось посетить собрание сторонников иранских властей. В любом городе сторонники политического режима стараются приходить на пятничный намаз в основные мечети. В городе Казвин — около 140 км на запад от Тегерана — я посетил местную соборную мечеть в пятницу. Собрались, в основном, пожилые мужчины, школьницы старших классов и молодые люди в военной форме. Причем, школьники перед началом молитвы растянули баннеры с названиями своих школ и фотографировались с ними. Очевидно, для отчетности — хотя напрямую никто из присутствующих мне этого не сказал. То есть старшеклассников принудительно отправляют на «патриотические мероприятия» в Иране, как это практикуется в Российской Федерации.

Ребята в военной форме и пожилой мужчина быстро распознали во мне русского и стали нахваливать Путина. Говорили, что он столь же хорош, как их верховный лидер Али Хаменеи. Что Россия сейчас на Украине воюет против «богомерзкого» Запада, как иранские и проиранские силы воюют против Запада в Йемене, Сирии и Ираке. В это же время на площади перед мечетью стояли женщины с плакатами, на которых были начертаны лозунги в поддержку правящего режима Ирана и против «агентов Запада», которые пытаются своими действиями разрушить страну.

Наконец, началась проповедь муллы. И вот что меня в ней поразило — даже человек, совершенно не владеющий фарси, распознал бы слово «шайтан». И повторялось слово «шайтан» с такой же частотой, с которой российские пропагандисты повторяют слово «нацизм».

Правда, есть один популярный в Тик-Токе так называемый российский политик, который умудряется совмещать и «нацизм», и «шайтанов».

В целом, иранское общество, особенно его молодежь, как мне видится, это довольно мощный и действенный ресурс, который поутих лишь на время. Очередной мрачный инцидент со стороны властей может вызвать новую протестную волну. Сколько таких волн понадобится для кардинальных перемен в стране — трудно прогнозировать. Но, например, для победы исламской революции в феврале 1979-го (а она для своего времени, безусловно, была прогрессом для Ирана) понадобились протесты разной интенсивности продолжительностью более года.

Вообще на Востоке перемены не свершаются быстро. Поэтому, возможно, то, что происходило в Иране нынешней осенью — это лишь начало большого и длительного процесса.